...
   Крауч напротив съежился на койке и хрипло затянул мелодию заунывной песни, без которой не проходило ни дня за последний месяц. Барти сильно сдал - за эти месяцы после заключения он стал похож на развалину, а хуже всего то, что теперь стало очевидно - он умирал. От его кашля Рабастану кажется, что это его легкие сейчас жалкими дымящимися клочками останутся лежать на камне пола, но каждое утро Крауч кашляет снова - с этого начинается их долгий и пустой день: с кашля Барти, долгого зевания Долохова и жалоб на больную спину Джагсона.
   Если бы не кашель и эта мелодия, которую даже не обладающий уж очень развитым музыкальным слухом младший Лестрейндж определяет как фальшивую, можно было бы подумать, что Крауч мертв, так редко тот двигается на своей койке и практически не встает.
   Однако даже такие слабые доказательства жизни через пару недель уже начинают серьезно раздражать Рабастана, который и так не отличается ангельским терпением.
    - Крауч! - орет он, подходя к решетке и вжимаясь к нее худым лицом - металл холодит кожу, но немного бодрит. - Крауч! Прекрати это, как человека тебя прошу!
   Крауч продолжает подвывать - Рабастан вдруг даже узнает мелодию: это старинная колыбельная, которую поют чистокровные мамаши своим чистокровным отпрыскам.
    - Крауч! - уже ревет Лестрейндж, исступленно тряся решетку. - Да когда ж ты уже сдохнешь, тварь!..
    - Заткнись, Рабастан, - просит его Рудольфус из своей камеры.
   Баст затыкается - он вообще делает все, что ему велит брат - с детства.
    - Он не дает спать. Никак не сдохнет, - ворчит Рабастан, двигаясь вдоль решетки ближе к камере Беллатрисы. - После того визита папаши сам не свой. Раньше все смеялся и мать звал, а теперь вот колыбельную эту поет - я скоро совсем двинусь, он поет и поет.
   Впрочем, его опасения излишни и слишком запоздалы - они все в этом крыле немного того. А может и много. По крайней мере, суд уверен, что они опасные психи, почти животные.
   Но Рабастан считает, что Беллатрисе идет ее хриплое хихиканье. Ему вспоминается ее тихий фыркающий смешок, от которого ему становилось щекотно во всем теле сразу - сколько ему было? Пятнадцать?
   И двадцатилетняя жена брата казалась ему невероятной женщиной. До сих пор кажется, кстати, но это никчемная лирика.
   Рабастан приваливается к решетке и смотрит на Беллатрису. Нельзя вспоминать. Нельзя. Дементоры всегда рядом и ждут, когда кто-то из них позволит себе что-то подобное. Еще сеанс с этой тварью и Баст окончательно свихнется.
   Холод усиливается, и Лестрейндж ловит себя на ставшем привычным чувстве потери - один из стражей Азкабана направляется сюда.
   Рабастан старательно загоняет оставшиеся крохи воспоминаний вдаль сознания, концентрируясь на хнычащем Крауче - тот тоже отлично чувствует приближение дементоров. По крайней мере, перестал петь.
   - Отче наш, иже еси на небеси, - начинает бормотать Долохов за стеной и Рабастан готов заткнуть уши пальцами, лишь бы не слышать этот набор привычных звуков, которые у него плотно ассоциируются с безумием.
   - Кто? Кто тот идиот, который позвал эту тварь сюда? - разражается ругательствами Блэк дальше по коридору, но ему никто не отвечает, как и всегда. Он все равно не их, хоть его и обвиняют в том, в чем обвиняют. Да и он сторонится их компании.
   Рабастан вспоминает Регулуса. Вот того ему не хватает.
   И тут же холод становится ощутимее - при мысли о Регулусе Блэке страж чувствует пищу. И Рабастан оседает на пол камеры, съезжая боком по решетке, изгоняя из своих мыслей даже намек на эмоции. Он, он привлек дементоров - но какая разница? Сегодня он, завтра Долохов, вчера Беллатриса.
   Он закрывает лицо руками и начинает думать о приговоре суда - пожизненное - и своей иррациональной вспышке надежды - сейчас от нее ничего не осталось - когда он понял, что остается в мире живых.
   Дементоры просачиваются мимо, поводя безглазыми головами, хотя Баст уверен, что они прекрасно видят их - и он наблюдает, как они исчезают за поворотом, ведущему к переходу на верхние уровни. То, как покачиваются их полуистлевшие мантии, завораживает - это колыхание даже красиво.
   Крауч вновь принимается что-то напевать и Рабастан снова узнает мелодию - простейшую вальсовую мелодию...

  Семьдесят какой-то год, Беллатриса Блэк отныне Беллатриса Лестрейндж.
    - Ты должен потанцевать с Беллатрисой, это традиция, - улыбается ему мать, - она теперь твоя сестра.
   Четырнадцатилетний Рабастан смеряет обеих ведьм перед собой мрачным взглядом - ему куда интереснее вернуться к своей новой метле, да и надменная психованная девица чуть-за-Хогвартс с тяжелой прической из вьющихся темных волос определенно не вызывает у него энтузиазма, но сбежать с торжественной части Рабастан Родерик Лестрейндж не может, будь он хоть трижды младшим сыном - запасным сыном, случайным сыном.
   Он как можно высокомернее задирает подбородок, боясь, что она рассмется ему в лицо, и подает ей руку, кланяясь без изящества, но вполне прилично.
    - Мадам Лестрейндж, позвольте пригласить вас на танец, - задает он формальный вопрос, когда раздаются звуки вальса - называть ее Беллой он станет еще совсем нескоро.
   Беллатриса Лестрейндж, урожденная Блэк, также формально кивает ему и принимает руку. Она тоже чтит традиции.
   Когда танец оканчивается, он подводит Беллатрису к своему брату, который невозмутимо принимает руку своей супруги, и внезапно проваливается в глухую зависть - он не завидует тому факту, что непосредственно Беллатриса теперь жена Рудольфуса, но брат всегда получает все самое лучшее, а до него, Рабастана, нет никому никакого дела.

   Взгляд брата выдергивает Рабастана из накатывающего безумия и он понимает, что дементор снова ушел, отвалил от его стороны камеры, туда, к Блэку, который что-то хрипло воет в своем углу. Лестрейндж обхватывает ледяные прутья решетки, вовсе не похожие на ощущение волшебной палочки в ладони, и поднимается на ноги. На глазах Рудольфуса он не может позволить себе скулить на полу как побитая дворняга.
    - Да заткнись уже, - снова орет он на Крауча, закатывающего в безумном хохоте - кто знал, что мальчишка Барти сдаст так скоро, а ведь чуть младше самого Рабастана.
    - Роди, - Баст прижимается лицом к решетке так, что чувствует, как железо царапает лоб и подбородок, и бесцельно вглядывается в каменный пол коридора. - Роди, как мы оказались здесь? Это же она виновата, только она...

Отредактировано Rabastan Lestrange (2012-06-22 22:24:56)

...
   Вопли Беллатрисы, карканье Долохова, скулеж Блэка - какофония Азкабана действует как Круцио для мозга, а напевы Крауча и вовсе уводят Рабастана прямо в пасти тварей, охраняющих их.
   Он не поднимает головы, изучая знакомый до блевоты камень в основании металлического прута решетки Долохова и мелко трясет головой, как будто ему не двадцать семь, а все семьдесят семь. Пытаясь по полузабытой привычке проанализировать, рационализировать собственное состояние, он понимает, что смеется - смеется почти бесшумно и тем ненормальнее. Вдавливая лицо между прутьями ледяной решетки, Лестрейндж пытается остановить это полуистеричное состояние, изменить его, вернуться к своему обычному спокойствию, но тут же подавляет свой порыв.
   Здесь нельзя быть спокойным. Нельзя мыслить. Нельзя вспоминать.
   Можно только бить и принимать удары. Бить по живому, иначе не проймешь. Иначе потеряешь.
   Долохов огрызается в ответ, непонятно к кому обращаясь, и Баст наконец-то поднимает голову как дрессированный пес, услышав это ненавистное обращение - Бастик-Зубастик. Беллатриса уродовала его имя, уродовала все, к чему прикасалась...
   Он кидает короткий взгляд на отрешенного брата, и ощеривается как собака, глядя на Беллатрису.
    - Милорд вернется и выбросит тебя как старую тряпку! На что ему чокнутая ведьма с грязью вместо мозгов?
   Запал проходит быстрее, чем он расчитывал, быстрее, чем даже в прошлый раз, и он приказывает себе ненавидеть ее, эту изможденную женщину, ни на миг не напоминающую ему ту Беллатрису Блэк, которая когда-то гостила у них в Лестрейндж-Холле.
    - Чокнутая, как и все Блэки. Сумасшедшая Беллатриса, предательница крови Андромеда и снулая рыбина Нарцисса... Кого я позабыл, может быть, подскажешь мне ты, сестрица?
   Ее темный язык мелькает между губ, прикасается к нездорово-желтой коже предплечья и быстрым движением проходится по Метке - снизу вверх. Рабастан зачарованно наблюдает за этим жестом и почти ждет пульсации в своем знаке, но Метка молчит, молчит уже почти пол года, и это еще одно - очередное - разочарование в жизни Рабастана.
   Ему хочется сжать ее костлявые плечи и приложить затылком о стену, лишь бы она замолчала, заткнулась, перестала визжать и стонать, перестала проделывать все эти свои штучки, которые сводят его с ума в самом темном, самом нутряном смысле слова.
   Он так ценит ясный ум, так ценит здравомыслие - и теперь ведется на провокации этой полусумасшедшей ведьмы, будто в его жилах тот же жидкий яд, что отравляет и ее.
   Рабастан просовывает руку сквозь решетку. Сейчас он забывает о дементорах - то, чего бы никогда не допустил прежний Рабастан Лестрейндж, до-азкабанский.
   Он тянется наискось, к камере Беллатрисы через проход, и ухмыляется ей.
    - Ну же, потанцуй со мной, Беллатриса, потанцуй, что же ты. Милорд не придет за тобой сегодня, можешь перестать наводить красоту, а Барти споет нам напоследок...
   Последние слова тонут в хриплом и полубезумном хохоте, и Лестрейндж только спустя мгновение или два понимает, что это его собственный голос, его смех.
   Он давится этим смехом, который выходит из него как гной, но его слишком много, и Рабастан начинает задыхаться, хватает ртом воздух, дышит тяжело, хочет высунуть язык как пес, и сверлит Беллатрису взглядом.
Искривив рот в гримасе, он тянет:
    - Ты, ты, ты... Эти ублюдки Лонгботтомы... Все тыыыы...
   Он виснет на решетке. протягивая уже обе руки в сторону камеры Беллатрисы, и когда Джагсон подает голос и жалко просит прекратить этот балаган, Рабастан даже не слышит.
   Они все здесь сдохнут, сдохнут, сдохнут. И в том числе, он - Рабастан Лестрейндж. Сдохнет вслед за своим братом и его безумной как мартовская кошка женой.
   Прижимаясь губами к слоноватому железу прутьев, Баст ухмыляется, скосив глаза на Родольфуса.
    - Роди, вели своей жене замолчать. Вели ей закрыть рот. Молчишь? Ты ничего не мог ей сказать, никогда, да? Мы все здесь из-за нее. Из-за того, что она давно растеряла последние мозги, а может, у нее их и никогда не было, да, мадам Лестрейндж?
   Но ухмылка быстро сходит с его лица, оставляя полустертую гримасу, больше подходящую деревенскому дурачку, чем Рабастану, и он закрывает глаза и снова начинает задыхаться. Приступ сумасшествия удается подавить - на сегодня. Кто знает, сколько раз он еще справится с собой, пока не начнет вести себя как Беллатриса, бросаясь на решетки, чтобы привлечь внимание тварей в коридоре?
   Он открывает глаза и недоуменно рассматривает свои руки, по-прежнему вытянутые в коридор между прутьями решетки, а затем неуверенно обхватывает себя за плечи.
    - Я хочу, чтобы ты умерла, веришь? - он всматривается туда, в тени, где такой же тенью существует Беллатриса. -  Не веришь? Правильно делаешь.
   Сколько можно продержаться на ненависти, пока она не пожрет сама себя, пока не высохнет до капли, оставив тупое равнодушие и пустую мысль "семья"? Лестрейндж не знает, но ему кажется, ему кажется, ему кажется...
   Что его шансы выяснить это необычайно высоки.

  - Ты доволен? - по-детски спрашивает двенадцатилетний Рабастан, опуская книгу, которую читал, чтобы увидеть лицо брата, несколько минут назад молча вошедшего к нему в комнату и рассматривающего теперь рассеянно рабастановский аттестат за прошлый год.
    - Да, ты молодец, - равнодушно отвечает Родольфус.
    - Я спрашиваю тебя о невесте, - не отстает Рабастан, уже полностью потерявший интерес к "Сравнительному руноведению". - Она же Блэк. Все знают, что говорят о Блэках - проблемы с головой и все та...
    - Помолчи, - Роди взрослый, на десять лет старше, и Рабастан еще не научился ворчать на него, поэтому он замолкает и делает вид, что ему наплевать на нежелание брата разговаривать. Он снова утыкается в книгу, а Родольфус вскоре выходит прочь, оставив Баста размышлять над тем, какой вообще была причина этого визита.

   Проклятый вальс звучит уже у него в голове, отдаваясь в кровотоке, пульсируя на кончиках пальцев, но не в Метке.

Отредактировано Rabastan Lestrange (2012-06-23 00:52:55)